Наши отношения начали портиться во время её беременности. Я не говорю о множествах капризах, не говорю о резких и неожиданных сменах настроения, о перемене вкуса… Всё это понятно. Бесило другое.
Во-первых, было поставлено условие, чтоб друзья перестали посещать нашу квартиру. Ну это ладно! Они не могли больше собираться у меня, но проблема в том, что теперь и я не мог уходить к ним. Нет, она не запрещала, она бы не посмела… Но когда я собирался на улицу, она смотрела на меня таким взглядом, словно я уходил как минимум к другой женщине. А когда я возвращался, она плакала, рассказывала как ей было плохо и страшно без меня, и вынуждала давать обещания, что теперь я никогда ни на минуту не оставлю её одной.
А на завтра она затевала уборку, и я ей всё время мешал. Я, как она выражалась, путался у неё под ногами. Я прятался в ванной, но ей было надо срочно помыть руки. Я уходил на кухню — она появлялась там через несколько минут: пора было готовить ужин; я отправлялся на балкон — совсем скоро ей было нужно развесить там стиранное бельё: я ей снова мешал.
— Хоть бы ты убрался куда-нибудь! — раздражённо восклицала она.
— Может я схожу к Шурке, — предлагал я.
— Да иди куда хочешь, только оставь меня в покое.
Ну что тут скажешь?
Я начинал собираться, и всё повторялось по кругу: она глядела на меня как на предателя, плакала, обвиняла в том, что я, мол, только и жду, чтоб побыстрей слинять из дому.
В то время я уже пробовал писать. Так вот всякий раз лишь только я усаживался за стол и брал в руки авторучку — для меня сразу находилось какое-то срочное дело.
— Лёня, вынеси, пожалуйста, мусор.
Я закрывал тетрадь, откладывал ручку, и шёл выносить мусор.
Ничего страшного. Минутное дело…
Вернувшись, я присаживался к столу, раскрывал тетрадь, брал ручку…
— Лёнечка, ты не мог бы сходить купить подсолнечное масло.
Лёнечка мог. Лёнечка закрывал тетрадь, отбрасывал ручку…
Потом требовалось вытрусить ковёр, передвинуть диван к окну, вкрутить в коридоре лампочку…
И так изо дня в день…
Я уже всерьёз планировал побег… Я был готов бежать из собственной квартиры…
Потом родилась Рая. Но наши отношения уже превратились в ад. Они мучили нас обоих. Ребёнок не мог спасти разваливающийся брак.
К пяти часам я уже был сыт по горло всеми этими съемками. Все эти члены, задницы, сиськи — уже не было сил на это всё смотреть. Не прощаясь ни с кем, я уехал.
Перекусил в какой-то тошнотворной забегаловке, затем купил пива и приехал домой.
Я включил немой телек, уселся в кресло, тянул пивко, курил…
На третьей бутылке, где-то около восьми, зазвонил телефон.
— Да?
— Спустись, пожалуйста, хочу с тобой поговорить.
— Где ты?
— Я в машине, у подъезда.
— Так может поднимешься?
— Не хочу. Лучше посидим в машине.
На улице похолодало. Но в автомобиле было тепло. Звучала музыка. Что-то испанское: кастаньеты, гитара…
— У тебя курить тут можно?
— Травись на здоровье.
Я закурил. Она чуть-чуть опустила с моей стороны стекло. Дым от сигареты мягко потянулся в образовавшуюся щель.
— Ну здравствуй, Лёня.
— Привет.
— Только не делай вид, что тебе всё равно.
— Всё равно — что?
— Ты прекрасно знаешь.
— Мне всё равно.
— Ну что ж тогда расскажи мне как ты докатился до такой жизни?
— Я?!
— Ну не я же!
— Послушай, — я глубоко затянулся дымом, — кто из нас снимается в порно?
— В порно снимаюсь я. Только в отличии от тебя, я ничего постыдного в этом не вижу.
— Да-а? Так может порно это хорошо?
— А что плохого?
— Так может пусть и дети его смотрят.
— Ну, детям не обязательно. Хотя вместо всяких там ужастиков, где монстры, кровь, головы отрывают… Или фильмы о маньяках, которые в течении часа пачками насилуют и убивают женщин… Уж лучше пусть смотрят как дядя делает тёте хорошо, чем плохо.
— Наташа, что ты говоришь?
— Не будь ханжой. Все люди занимаются этим. Помнишь, лозунг американских хиппи? «Лучше заниматься сексом, чем воевать».
— Не надо оправдывать своё поведение.
— Кто бы говорил. Я снимаюсь в порно, ты его пишешь. Мы оба продаём свои способности.
Я выбросил окурок за стекло. И тут же закурил вторую.
— Не сравнивай. Мне нужны деньги, а ты в них, как я погляжу, не нуждаешься.
— Значит, ты ещё хуже меня. Твой стимул деньги.
— А твой?
— А мне нравится.
— Ты ненормальная.
— Потому что честная?
— У меня нет настроения спорить. Давай поднимемся ко мне, попьём пивка…
— Ты сможешь быть со мной после того что видел?
— Просто выпьем пивка.
— Спасибо. Мне уже пора. Муж не любит, когда я задерживаюсь.
— Ты замужем?
— Естественно.
— Кто он?
— Ты его должен помнить. Козин Толя.
Конечно же я его помнил…
Не знаю как сейчас, а в Советское время подростков тянуло в «подполье» — на чердаки, в заброшенные погреба, в подвалы, полуподвалы…
Когда нам было лет по четырнадцать-пятнадцать, заняли мы и обжили очередное подвальное помещение жилого дома. Каждый из нас привнёс в интерьер частичку своей формирующейся индивидуальности.
Меломан Андрей Копытин расклеил по стенам плакаты и старые календари с изображением зарубежных и отечественных исполнителей рока.
Здоровяк Брюня повесил боксёрскую грушу.
Серёжа Кравченко по кличке «Седой» сколотил грубоватый стол и пару табуреток.
Аркадий Серман — заучка и эстет — приволок из отцовского гаража гипсовою статую безрукой Венеры. Мы её называли «девушка-сапёр».